На следующее утро Прокопьев проснулся в шесть часов утра от дикого, почти космического, холода, царствовавшего в сырой комнате, отделённой от улицы лишь тонкой деревянной стенкой. Игорь, который по причине отсутствия третьей кровати, лежал на полу, подложив под себя два матраца, что-то пробормотал во сне на каком-то неизвестном языке и, натянув одеяло, укрылся с головой &mdash и от Петра, и от всего мира. Миролюбиво открыв рот, спал и Соловьёв. Прокопьев, убаюкиваемый сладкими сопениями Игоря и Володи, тоже попытался укрыться и подремать, поскольку до подъёма было ещё полтора часа, но уснуть ему не удалось. Может быть, причиной был холод, а может — невесёлые мысли, оккупировавшие его голову с самого раннего утра.

Странно всё-таки, — думал он, ёжась под тонким, и колючим одеялом. Пригласил нас Володя к себе в эту ЛДМШ, приехали мы, а он словно и не рад. Непонятный он человек, не знаешь, что от него можно ожидать. Вот вчера умчался почти на час и не показывался. Оказывается, сегодня тут будет олимпиада, и ему надо было составлять задачи для неё. Потом пришёл и сказал, что ему нужно идти на педсовет, и гости могут пойти с ним. «Вам обязательно надо быть на педсовете», — уверенно заявил гостям Прокопьев. Послушались, пришли, и в течение целого часа чувствовали себя как белые вороны. Уйти, вроде, было неудобно, а своим присутствием они явно стесняли людей, занятых важным делом. Потом Володя попросил, чтобы на следующее утро, т. е. сегодня, зарядку у мальчиков провёл Игорь. Почему? Да потому, что столь рано ни Соловьёву, ни другим преподавателям седьмого класса, вставать не хотелось...

Однако, холодно очень, лучше уж встану и посмотрю, что делается в ЛДМШ перед подъёмом, — решил Прокопьев. Он осторожно, словно на минное поле, выполз из-под одеяла и быстро-быстро оделся. Стало почему-то ещё холоднее.

Выйдя на улицу, Пётр для согревания пробежал три раза вокруг корпуса. Потеплело, — с удовлетворением отметил Прокопьев, и поднимающееся солнышко показалось ему ярче, а жизнь — интереснее. Он прошёлся по территории лагеря и вновь вернулся к корпусу, в котором находилась комната Соловьёва. От нечего делать и чтобы не так быстро растерять драгоценное тепло он стал прохаживаться по веранде. Вдруг дверь одной из детских палат открылась и оттуда, стуча зубами так громко, что услышал даже Пётр, выскочила девочка и куда-то быстро побежала, на ходу запахивая свой коротенький халатик. Минуты через три она, всё так же отчаянно стуча зубами, проскользнула обратно в палату.

Ровно в половину восьмого из динамика раздалось ужаснейшее шипение, после чего послышалась песня:

Не обижайте любимых упрёками,

Бойтесь казаться любимым жестокими.

Очень ранимые, очень ранимые

Наши любимые...

Когда песня кончилась, женский голос объявил: «Внимание! В Летней школе объявляется подъём». Потом в динамике вновь страшно зашипело и раздалось:

Скорый поезд, скорый поезд

Скрылся вдали...

Интересно, подумал Прокопьев, странными песнями здесь будят детей. Хотя, не очень они и странные, понял он, вспомнив, что в ЛДМШ в основном дети железнодорожников. Так что песни про поезда — в самый раз. А про ранимых любимых? Видимо, во всём этом есть какой-то скрытый смысл, философски решил Пётр.

А потом была зарядка... Когда Прокопьев разбудил Игоря и ему, заспанному и недоумённо смотрящему по сторонам в попытках понять, где же он находится, напомнил, что вчера тот согласился провести зарядку, вид у Гайдмана был ещё тот...

Соловьёв, не меняя позы и не открывая глаз, произнёс:

— Сначала иди разбуди мальчиков, это рядом с нами. Затем сбегай в туалет и выгони всех оттуда, потом в палату, выгони на улицу и — на стадион...

Выдав инструкцию Игорю, Володя с чувством выполненного долга повернулся на бок и натянул одеяло, укрывшись с головой. Правда, вследствие этой операции из-под одеяла вылезли ноги Соловьёва. У Петра возникло желание пощекотать их, но оно сразу же пропало, как только он вспомнил удар ногой в челюсть, полученный им от Володи однажды в подобной ситуации.

Полный радужных надежд на светлое будущее человечества вообще и на своё в частности, Игорь кинулся выполнять программу, изложенную Соловьёвым. Но неудача постигла его в самом начале «спортивной карьеры»: мальчиков в палате не было. Лишь один, попавшийся Гайдману навстречу, чуть не сбил его с ног. В туалете тоже никого не было — не сбылась надежда Игоря обнаружить там прячущихся от зарядки детей. Правда, при проведении операции «туалет» юного физкультурника постигла двойная неудача: сначала он по ошибке влетел в туалет для девочек (таблички «М» и «Ж» отсутствовали напрочь), откуда был с треском выставлен завизжавшими девчонками. Но что такое эта мелкая оплошность в сравнении с величием выполняемой им задачи! Затем Гайдман побежал назад, как и предписывала инструкция мирно спящего сейчас Владимира Николаевича, который, кстати, по его собственным словам, приехал в ЛМШ отдохнуть, да и вообще придерживался очень простой тактики во взаимоотношениях с учениками: не мешай детям, тогда они не будут мешать тебе.

На стадионе, когда туда примчался Игорь, было лишь человек десять семиклассников. Девочки, встав в круг, уже сгибали и разгибали руки, не сгибая коленей. А мальчиков вообще было только двое: один сидел на корточках и безостановочно зевал, а другой, кажется, просто спал стоя. Но где же остальные? Конечно, Игорю, новичку в таких делах, было невдомёк, что дети просто двигались по тому же маршруту, что и новоиспечённый физкультурник, ровно с той же скоростью, что Игорь, но со сдвигом по фазе. Гайдман же, удивлённый столь немногочисленным представительством сильного пола на зарядке, подумал, что ему надо было будить не только семиклассников, но и остальных мальчиков, и побежал к Соловьёву, чтобы спросить его об этом.

Разбудив Володю и убедившись, что его предписания он выполняет точно, Игорь вернулся на стадион, где по-прежнему были только двое мальчиков. Правда, они уже перестали зевать и спать и лениво переговаривались о чём-то друг с другом. Но внимательно присмотревшись к ним, Гайдман, к немалому своему изумлению, понял, что это другие два мальчика, а не те, что были здесь пять минут назад.

— Ну-ка всем по кругу! — голосом, не допускающим возражения, приказал он и с удивлением увидел, что мальчики действительно побежали, хотя с такой неохотой, будто их заставили бежать по крайней мере до Пскова.

— Становитесь в круг, — скомандовал Игорь, когда дети, срезав всевозможные углы, наконец-таки преодолели эту страшную дистанцию вокруг стадиона и в нерешительности остановились возле нового «преподавателя». Как ни странно, мальчики не удивились такой команде и поняли, как могут двое встать в круг — они просто встали друг напротив друга.

— А теперь дёргайте вот так руками, — сказал Игорь и показал засмеявшимся мальчишкам, как именно надлежит дёргать руками.

Один из семиклассников, обращаясь к Игорю, сказал:

— А сделайте вот так. — При этом он присел на одной ноге, вытянув другую вперёд.

Я и в шестом-то классе, когда занимался в спортивной школе, с трудом делал это упражнение, — подумал Игорь, а сейчас и подавно не смогу. Сделав вид, что не расслышал сказанного, он стал проводить зарядку дальше. Выполняя команды, дети дёргали ногами, головой, пытались коснуться ладонями земли... Время от времени прибегал какой-нибудь мальчик и присоединялся к присутствующим. Каждому новенькому Игорь отдавал команду: «Круг — и сюда!»

В конце зарядки, после того, как все отжались по три раза, а один мальчик — даже пять, Игорь велел пробежать всем по три круга. Однако уже после первого круга почти все свернули на тропинку, ведущую к корпусам. Только два мальчика отважились на второй круг. Гайдман, махнув от досады рукой, повернулся и пошёл со стадиона, в то время как самый добросовестный мальчик мужественно преодолевал третий круг...

А потом была линейка... Сначала весь лагерь выстроился на дороге, затем раздалась команда председателя совета лагеря, высокого черноволосого мальчика: «Лагерь, на линейку становись!» Мальчики и девочки, шагая каждый в ногу со своим соседом слева, который пытался шагать не в ногу со своим соседом справа, направились к посыпанным песком дорожкам, окружавшим площадку, на котором стояла мачта со спущенным флагом. Голос председателя совета лагеря:

— На флаг вызываются лучшие дежурные Абонитов Саша и Кузовкова Тамара... Государственный флаг Союза Советских Социалистических Республик — поднять!

После завтрака голос из репродуктора объявил: «Внимание! Через несколько минут начнётся заключительная олимпиада по математике. Всем собраться в классах. Повторяю...» На самом же деле то, что с большой натяжкой можно было назвать началом олимпиады, неожиданно случилось только через полчаса.

Позавтракав, Прокопьев и Гайдман уселись на скамейку, стоящую между зданиями столовой и учебного корпуса. Пшённая каша и бутерброд «с ничем», то есть с маслом, одиноко болтались в их желудках, а по веранде, что была как раз напротив них, ходил взад-вперёд Соловьёв, не обращая на гостей абсолютно никакого внимания, хотя Пётр ожидал, что Володя подойдёт к ним и предложит принять участие в проведении олимпиады. Но тот не подошёл, словно забыв о тех, кого он ещё вчера так горячо и настойчиво приглашал к себе в гости.

Подошёл Дима Григорьев — один из преподавателей ЛДМШ, выполнявшей в этой школе роль своеобразного завуча, если здесь вообще можно было серьёзно говорить о каком-либо учебном процессе. Он попросил гостей помочь в проведении олимпиады у шестиклассников, где, как он выразился, «полный завал»: трое преподавателей, находившихся там, никогда ещё не участвовали в проведении ни одной олимпиады. Друзья с радостью согласились и направились к корпусу, где проходила олимпиада шестых классов.

Все ученики шестого класса находились в совсем крохотной комнатке. За некоторыми столами сидели по трое, а за отдельными — даже по четверо детей. Шум стоял невообразимый! Ни один ученик не сидел спокойно: все беспрерывно вертели головами, поворачивались, нагибались и перегибались через столы так здорово, что Игорь пожалел, что сейчас не зарядка, а математическая олимпиада. Правда, кое-кто из детей всё же что-то решал. Остальные держали в руках листки с написанными решениями некоторых задач и, ожидая своей очереди выйти и рассказать решение преподавателю, так громко орали, что из соседнего корпуса прибежал Соловьёв. Увидев здесь Прокопьева, Володя сказал ему:

— Ну-ка, Петя, гаркни на них, чтобы они замолчали. Ты же это умеешь. Войди — и ка-а-ак...

— Сейчас разберёмся, — ответил Прокопьев и вошёл в класс.

Шум приутих, но только самую малость. Прокопьев было попытался успокоить возбуждённых до невероятной степени тридцать шестиклассников, увещевая их и напоминая, что они на олимпиаде, а не на концерте поп-музыки, но всё было тщетно. Тут вновь в класс вбежал Соловьёв и закричал на детей своим громовым голосом. Те чуть приутихли.

— Ты должен навести здесь порядок, Петя. Ты здесь начальник. Ясно? Вот и действуй, — наставлял он Прокопьева, которому, по правде говоря, такая «олимпиада» уже начинала надоедать. Тем не менее, он всё же начал действовать. Вначале он предложил, чтобы тех детей, у которых было решено не менее двух задач, отвели в другой корпус, где бы они в более спокойной обстановке смогли продолжить решение других задач. Это действительно спасло положение, уже начинавшее казаться неопытным преподавателям шестого класса совершенно безнадёжным. Закончив переселение сообразительных шестиклассников, Петр с Игорем и сами перебрались туда вслед за ними.

Впрочем, в новом помещении скоро начала обозначаться ситуация, очень напоминающая ту, от которой Прокопьев с Гайдманом только что бежали. Дети сидели вплотную, верхом на столах, порой писали вдвоем на одном листке, орали, визжали, свистели, чуть не забирались друг на друга... Неимоверными усилиями Петру с Игорем всё же удалось через некоторое время навести порядок, после чего они стали принимать решения задач.

Когда стало ясно, что шестиклассники решили все задачи, которые вообще могли решить столь мало подготовленные в математике и совершенно случайно попавшие в математическую школу дети, Прокопьев и Гайдман направились на помощь преподавателям восьмого класса, где ещё человек пятнадцать школьников пытались решить данные им «гробы», — так преподаватели называли безнадёжно трудные для детей задачи. Как следовало из лежащей на столе ведомости, только у четырёх восьмиклассников было решено по одной задаче, остальные же за прошедшие четыре часа олимпиады так и не сумели решить ни одной из шести предложенных задач.

Преподаватели восьмого класса отлучились, оставив своих учеников на попечение гостей. Одна из девочек мило улыбнулась Прокопьеву и шёпотом умоляюще попросила:

— Реши-и-те нам задачку...

— Решите, решите! — подхватили остальные восьмиклассники.

— Какую? — спросил Прокопьев, подойдя к девочке, которая, всё ещё не веря в удачу, ошарашено и влюблённо смотрела на него. Она не очень верила, что он не шутит.

— Ну, так какую задачу? — повторил свой вопрос Прокопьев.

— Вот эту, — указала она пальчиком в тетрадку и начала читать условие задачи, которую Пётр решал, когда учился ещё в шестом классе.

— Ну, это просто, — заявил он, когда девочка кончила читать, — надо расположить эти числа в порядке возрастания количества их делителей...

Через пять минут все поняли, как решать эту задачу, и, когда вернулись преподаватели, несколько человек подняли руки, готовые рассказывать решение. А как только в классе снова не оказалось преподавателей, восьмиклассники попросили гостей решить ещё одну задачку, но в тот момент, когда Прокофьев с Гайдманом принялись рассказывать чутко внимающим каждому их слову детям решение задачи на коварно замаскированный принцип Дирихле, в класс вошла Алла Николаевна — их преподавательница. Рассказ пришлось прервать.

Алла Николаевна уселась за стол, причём сделала это так основательно и монументально, что всем стало ясно — уходить она не собирается. Гайдман застыл посреди класса, глаза его напоминали неправильные семиугольники. Прокопьев и девочка переглянулись и поняли друг друга без слов — Аллу Николаевну из класса необходимо было срочно «убрать». Но как? Догадалась восьмиклассница быстро — подняла руку и преданно посмотрела на Аллу Николаевну.

— Отвечать? Ответь Петру Степановичу, — устало сказала Алла Николаевна.

— Нет, — замялась девочка, опустив глаза, — я стесняюсь... Лучше вам...

Алле Николаевне очень не хотелось вставать с удобного стула, да и надоело ей уже выслушивать бессвязные «решения» своих учеников, не имеющих никакого представления о логике. Второй же преподаватель куда-то запропастился, по-видимому, писал отчёт о проделанной работе, срочно задним числом составляя планы прошедших занятий, которые сегодня следовало сдать директору школы.

— Наверное, опять неправильно, — пытаясь удержаться на своём месте, использовала последний шанс Алла Николаевна.

— Правильно! Честное слово, правильно! — уверила её девочка.

— Ну, ладно, — вздохнула Алла Николаевна, — так уж и быть, пойдём...

Когда олимпиада закончилась, несколько восьмиклассниц, которым Прокопьев с Гайдманом решали задачи, подошли к гостям.

— А как вас зовут? — спросила, улыбаясь, высокая, спортивного телосложения девочка с густыми красивыми волосами.

— Пётр Степанович.

— Вы доцент?

— Нет, — смутился Прокопьев, — я студент.

— А где вы учитесь? В Ленинграде?

— Да, на матмехе.

— Где-где? — переспросила девочка, широко раскрыв карие глаза.

— На математико-механическом факультете Университета, — пояснил Пётр.

— А-а-а..., — протянула кареглазая. — А вас как зовут? — задала она вопрос Гайдману, лукаво посмотрев на него.

—  Игорь Леонидович, — ответил Гайдман. Он подумал, что если девочки узнают, что он ученик девятого класса Лужской школы, его авторитет будет подорван раз и навсегда.

Девочка приняла ответ как должное, что удивило Игоря. Ему казалось, что она засмеётся, увидев, что мальчишка назвал себя по имени-отчеству, но к превеликой своей радости он ошибся.

— А вы тоже учитесь там? — продолжала допытываться восьмиклассница.

— Да нет..., — замялся Игорь, подумав: неужели я так старо выгляжу?

— В педагогическом? — не успокаивалась девочка.

Игорь что-то промычал себе под нос. Ситуация становилась критической: почти уже вознёсшемуся под небеса мальчишке грозила реальная опасность свалиться оттуда, причём с грохотом.

— В юридическом? — вновь спросила девочка.

— Угу, — вынужденно промычал Игорь.

Узнав о гостях, видимо, всё, что их интересовало, девочки убежали к столовой, где собралась уже почти вся ЛДМШ.